– Джейсон, – говорю я наконец, – ты уходишь от темы.
– Я к тому, что если ты галлюцинировала, то делала это в старых традициях. Прими поздравления по поводу качества твоих видений. Хочешь ещё Магонии?
– Не-а, – отвечаю. – Хочу шоколада.
Просто не верится, что я до сих пор не знала о Магонии и обо всём, что с ней связано. Это же история совершенно в моём духе.
– Maganweter. С древневерхненемецкого это «воздушный вихрь».
– Джейсон.
– Расслабься. Я не говорю на древневерхненемецком.
– Уж лучше б не говорил. Потому что это ни в какие ворота. Тайно выучить древневерхненемецкий без меня.
Пристыдить его не получается.
– Некоторые полагают, что именно отсюда произошло слово «Магония». Если ты из Магонии, то живешь в вихре. Так говорит Якоб Гримм – тот самый парень, что писал сказки. Ещё он говорит, что слово может быть связано с магами, от греческого «magoi». Следовательно, Магония – Страна магов. Я предпочитаю вихрь. К тому же в стране магов было бы очень скучно, ведь вся суть магии в том, что не всякий на неё способен. Иначе это просто обычная жизнь. Так что в принципе получилась бы Страна ремесленников.
Я утыкаюсь в свой телефон. Вот. Некий архиепископ по имени Агобард ворчит о том, де люди в его городке верят, будто град и молнии создают какие-то небесные штормоделы.
«Но до меня доходили слухи о группах, нет, целых поселениях людей, опустившихся в поразительные глубины невежества и глупости. Они утверждают, дескать, существует некая страна Магония, для которой небо – море, и корабли там плавают по облакам. Эти корабли собирают остатки наших посевов, потрёпанные непогодой, побитые градом, и увозят в свои кладовые. Украденным у нас воздухоплаватели расплачиваются с заклинателями бурь. Я потрясён, узнав, что мой собственный город столь ослеп и уверовал в существование этой Магонии, что четырёх заключённых скованными выставили на всеобщее обозрение – одну женщину и троих мужчин, заявивших, будто они жители неба и упали с воздушного судна. Голосованием решено похитителей урожая забить камнями».
Поднимаю взгляд от экрана:
– Так эти магонийцы – расхитители полей?
Джейсон лучится самодовольством.
– Меня круги на полях не волнуют, но, как понимаешь, всяких уфологов – очень даже. Уже добралась до Жерве де Тильбюри?
Нет. Я прокручиваю километры ирландской истории. О якорях, сброшенных с воздушных кораблей.
– Я пока в «Анналах Ольстера», – говорю и вздыхаю, потому что одной ссылкой Джейсон явно не ограничится. Он даже эсэмэски присылает со сносками.
– Жерве рассказывает, как в один прекрасный день целая толпа народу вышла из церкви и увидела торчащий из облаков якорь, что застрял в каменной арке. А в следующий миг по верёвке с небес спустился матрос, дабы его отцепить. Ну разве не офигенно?
Гуглю.
– Это когда было?
– В двенадцатом веке. Прихожане обрубили верёвку и спёрли якорь. Теперь он часть церковной двери.
– Сказки это всё. – Внезапно в голову приходит: – А что, по его словам, стало с матросом?
Джейсон смотрит на меня:
– Матрос утонул.
Наши взгляды встречаются.
– В воздухе. Он утонул в воздухе. Так что давай, расскажи мне ещё об «уходе от темы». Это ведь не ты уже шестнадцать лет тонешь в воздухе.
Меня знобит. Есть что-то ошарашивающее в этой истории с якорем.
– Вообще-то, я уверена, что за окном в классе мистера Гримма видела вертолёт.
– Ну да. Потому и психанула. С вертолётами ты прежде не сталкивалась, конечно, и медики не увозили тебя на одном из них с экскурсии в пятом классе, потому что ты вдруг перестала дышать на поддельном тематическом сафари.
Я закатываю глаза.
– Есть многое на свете, друг Горацио, – говорит Джейсон Кервин, зарабатывая медаль за банальность.
– «Гамлет»? Серьёзно? Я не Горацио. Это побочный эффект от лекарств. Перо в лёгких. Ранняя смерть.
– «Гамлет» собрал в себе всё о галлюцинациях, срывах и ранней смерти. Не в смысле, что ты умираешь. Потому что ничего подобного.
Он разворачивается и начинает двигать венчиком ещё интенсивней.
Теперь я даже ворчливее, чем обычно. И чувствую себя неуверенно, как собака, которая хочет встряхнуться от воды. А кожа – будто утягивающее бельё. На самом деле я без понятия, каково носить утягивающее бельё, но у мамы такое есть, и, по её словам, это пыточный инструмент, созданный специально, чтобы помешать циркуляции крови в женском теле. Моя кожа? Именно так сейчас и ощущается.
– Я не догнала, – наконец говорю, какое-то время покусав себе щёки изнутри. Не совсем понимаю, чем я так расстроена, но слабость и головокружение откуда-то взялись. – Хочешь сказать, ты считаешь, что у меня были галлюцинации? – Джейсон молча меня разглядывает. – Или утверждаешь, – бормочу на пробу, – что небесный корабль из этой… этой страны Магонии и вправду меня искал?
– Я утверждаю, что ты, должно быть, где-то что-то об этом прочла, оно засело в твоей голове и теперь дало о себе знать. Ты увидела, как собираются тучи, а мозг заполнил пробелы. – Джейсон на секунду замолкает. – Корабль в небе – не худшая из возможных галлюцинаций. Тебе, к примеру, могло показаться, что всё вокруг объято огнём. С некоторыми людьми такое происходит. Под действием лекарств.
– Умоляю, расскажи мне ещё о побочке от лекарств. Я же об этом нифига не знаю.
Джейсону совсем не стыдно. Он мне не верит. Я сама себе не верю. Почему мне хочется, чтобы это не было галлюцинацией? Глюки – это не так уж страшно. Всяко лучше, чем корабли в небе, откуда выкрикивают твоё имя.