Магония (ЛП) - Страница 34

К оглавлению

Дэй оттаскивает меня прочь.

Меня разрывает от вопросов.

– Мы летим в Маганветар? – спрашиваю я. – А где находится этот город?

Дэй злится.

– Город передвигается с места на места. И мы туда не направимся. В столице тебе не рады, и там небезопасно.

– Как это «небезопасно»?

– Ты не официальный член команды «Амины Пеннарум», – говорит Дэй после минутного колебания.

– Как это я не официальная? Разве капитан не послала кого-то за мной? Дыхание…

Дэй дёргается и с опаской озирается.

– Не упоминай их. – Он серьёзно глядит мне в глаза. – Поверь, таких призывать на корабль без веской причины не стоит. Особенно если нет денег для их найма.

– Но что они такое?

Он не отвечает.

– Капитан призвала одного из них по веской причине – из-за тебя, но другой такой же веской я не вижу. Если мы окажемся вблизи официального корабля, тебе надо скрыться в хранилищах внизу, а мы все будем отрицать твоё присутствие. Приказ капитана.

Я смотрю на Зэл, которая не обращает на нас внимания. Она сжимает гигантский штурвал с большими спицами и ручками, которые я замечаю только сейчас. Словно солнце, а рукоятки – его лучи. Поворачивая штурвал, управляешь кораблем.

– Но куда мы летим? – спрашиваю я снова.

– Твоя обязанность – смотреть, а не говорить, – презрительно выпаливает Дэй.

На мгновение я не понимаю, на что должна смотреть. Затем один из магонийцев заводит песню со своим кэнвром, управляя механическим краном.

Ещё одна песня зажигает огонь в маленькой миске, где теперь лежит жареное зерно. Магониец разделяет его с птицей.

«Выпусти меня, – воет Милект в моей груди. Я чувствую его недовольный трепет и биение в лёгком. – Я не простой, я кэнвр и создан для пения. Мне нельзя просто молчать».

У меня нет времени на жалующуюся птицу, но я не против зажигать огонь голосом.

– Мне его выпустить?

Дэй хмыкает:

– Нет. Но ты захочешь. Он будет царапаться.

Милект цепляется маленькими лапками за моё лёгкое.

От этой мысли мне плохеет, и я сглатываю комок в горле.

– Откуда в небесах города? – спрашиваю я Дэя, пытаясь отвлечься от царапанья Милекта. – На чём они летают?

Дэй вздыхает:

– Так ты знаешь всё о поднебесье? Почему небеса голубые, и как помещения освещаются в темноте? Разве подводники в курсе, как их самолеты двигаются по небу? Расскажешь, как они летают?

Меня одновременно завораживают и злят его простые вопросы. Да, я знаю всё это. Возможно, у нас есть, что сказать друг другу. Похоже, между нами будет дуэль.

«Я расскажу, как летают самолеты, если покажешь, что знаешь об этом месте».

Я только открываю рот, чтобы сказать это, как Дэй фыркает и начинает смеяться:

– Я могу говорить сотню лет, Аза Рэй Квел, и не расскажу всего о Магонии. Было время, когда мы общались с подводниками. Тогда даже худшие из наших городов, где все голодали, считались раем для людей снизу. Мы были ангелами, а иногда и богами. Ты прежде скребла палубу? – спрашивает он после паузы.

– У моего дома не так уж много лодок, так как там, понимаешь ли, нет океана. И я болела. Так что… никакой уборки.

Дэй протягивает мне швабру и ведро. Я хочу их взять, но он выдает ноту, и я слышу, как птица в его груди присоединяется к мелодии.

Швабра поднимается и разворачивается, отскребая палубу.

Дэй замолкает – швабра падает на пол и застывает.

– Пой, пока палуба не станет чистой.

Я смотрю в ведро. В мыльной пене плавает щётка. Гм.

– Перестань тратить моё время. Прошлой ночью я запустил в небо сверхновые звёзды. Наверное, уж ты в состоянии управиться со шваброй.

Милект оживляется и перебирает лапками в моей груди. Он готов, а я в растерянности.

– Я не… я не могу просто петь, – говорю я Дэю. Почему он не понимает? Прежде у меня не хватало воздуха на разговоры, не то что песни.

– И ты явно не собираешься учиться. Так что можешь скрести как подводники, пока не передумаешь.

Я вздыхаю. Вопрос времени, когда меня отправят драить туалеты. Мне, наверное, повезло, что пока только палубы, так что я засучиваю рукава и встаю на колени. В груди Милект кричит:

«Отпусти меня! Я пою, а не убираю».

– Ну так пой, – отвечаю. Совершенно нормально говорить с птицей в груди.

Я работаю, но не так просто мыть, когда вокруг происходят чудеса, как само собой разумеющееся.

На моих глазах палубный матрос-ростре раскрывает зелёные крылья и взлетает с сетью, сделанной из очень прочной паутины. Он выбрасывает её в небо и наполняет мотыльками, которых потом скармливает голодному мышепарусу.

Ещё один магониец песней разворачивает другой парус, и тот вздрагивает, как животное, отряхивающееся после купания.

Команда ростре практикует трюки с верёвками, бросает лассо и запутывает канаты – и всё это с безумной грацией.

«А на что они тут набрасывают лассо?» – недоумеваю я, но догадок нет.

Солнце светит надо мной, но рядом с кораблём плывёт стая шквалокитов, которые испускают легкий дождик. Я смотрю на них краем глаза, отдраивая палубу. Детёныши играют вместе, держась поблизости от матерей. Малыши тоже поют несложные длинные поразительные мелодии, в основном сделанные из счастья.

«Солнце. Солнце. Яркое. Пей свет», – поют они.

Из материнской дыхалки вырывается ливень с ураганом. Её детеныши носятся туда-сюда, плавая через фонтан, как дети в разбрызгивателе.

У них есть матери, которым они доверяют, и понятное им небо.