Затем звук из его горла вплетается в уже начатую мелодию.
Я ощущаю треск под рёбрами. У этого парня, Дэя, как и у меня, птица в груди.
Они поют вместе в потрясающей гармонии. Звук такой красивый. Я сражена наповал.
В моей груди Милект выводит трель:
«Пой с ним. Тебе суждено».
– Нет, – говорю я, раздражённая настойчивостью Милекта и своим странным желанием послушаться.
В этой песне что-то очень важное. Я подозреваю, нет, знаю, что она способна кое-что сотворить.
Она меня нервирует. Я слишком завожусь при одной мысли о попытке. Будто…
И вдруг вспоминаю: Джейсон.
Дэй смотрит на меня с гримасой. Я слышу в его груди вычурную трель.
– Нет, – рявкает он и ударяет себя в грудь кулаком. – Ещё не время. Она не готова.
Его птица замолкает. Он карабкается высоко на снасти, запутавшись руками в верёвке. Команда стоит по стойке смирно, а Дэй издаёт ещё одну ноту. И будто по мановению волшебной палочки звёзды появляются по всему небу.
Некоторые светят ярче остальных, пылая, окруженные тьмой.
Я считаю. Их шестнадцать. Такие яркие, что напоминают свечи.
На самом верху мачты другие птицы присоединяются к песне, а потом и мой птенец отзывается из груди. Он заполняет пробелы в песне Дэя собственными нотами.
Я вдруг понимаю, что тоже должна запеть. Едва сдерживаюсь, но почему?
Серьёзно? Я ведь не певица.
Наконец что-то появляется. Эта песня заставляет колыхаться окружающий меня и Дэя воздух.
Кто он?
Я не знаю, но моё сердце стучит, и тут в небе появляется Северное сияние, словно волной выплывая из тьмы.
Зеленый
синий и
р
о
з
о
в
ы
й
и
К
Р
А
С
Н
Ы
Й
и
о
р
а
н
ж
е
в
ы
й
и
б
е
л
ы
й
и
СЕРЕБРИСТЫЙ.
Цвета окутывают наше судно, и я смотрю на Дэя, сияющего в их свете.
Он откидывает голову назад и поёт ноту звёздам, а я чувствую, как в ответ моя грудь содрогается. Моя птица снова выводит трель, и другой цвет, бледно-голубой, проявляется с краю Северного сияния.
Дэй без особых усилий карабкается на середину мачты. Мягкая фиолетовая пыль падает с неба.
Я роняю челюсть. Зэл с нежностью снова прижимает руку к моей груди.
– С днём рождения, Аза! – восклицает Дэй с мачты и кивает мне.
– С днём рождения, Аза! – вторит остальная команда в унисон, и они тоже кланяются.
– С днём рождения Аза, – говорит Зэл с улыбкой.
До этого дня рождения я не должна была дожить. Должна была умереть, но не вышло. Должна находиться на земле, но это не так. Я издаю неожиданный звук, долгий вой явного разочарования, и откуда-то из глубины корабля звучит ответный тихий стон. Команда нервозно поёживается и осматривается, я затыкаюсь.
Я должна быть вежливой, уважительной и благодарной. Но я на корабле в небесах, меня похитили, и очевидно все мои близкие считают меня мёртвой.
Я быстро прокручиваю в голове воспоминания и понимаю, что из реального помню только шоколадные эклеры на кухне, запись серебристого гигантского кальмара, поднимающегося со дна океана, и как мы с Джейсоном почти…
И бум, вот она, граница между действительностью и выдумкой. Я разворачиваюсь к капитану.
– Вы сказали, что они похоронят меня в день рождения. Если я здесь, то кого же хоронит моя семья?! – кричу я.
– Хватит! – кричит мне Зэл, но я впадаю в панику.
– Нет! Верните меня домой!
– Я же говорил, что это случится, – говорит Дэй, спускаясь с мачты. – Она сломлена.
Зэл сурово отвечает:
– Ничего подобного. Аза достаточно сильна, чтобы Дыхание не могло её ранить. – Капитан расправляет плечи и внимательно смотрит на меня.
Затем она громогласно хохочет. Такой смех жутко раздражает в кинотеатре.
– Ты – моя родная дочь, хоть тебя и растили подводники. Я бы тоже не поверила на слово незнакомцам. Даже друзьям. Я покажу тебе, дочка, и тогда ты поверишь и поймёшь свою судьбу.
И вот как мы оказываемся над моими похоронами.
– Когда умрёшь в Магонии, тебе устроят героические проводы, совершенно непохожие на эти, – сообщает мне Зэл.
Она дала мне деревянно-медную подзорную трубу, и я смотрю через неё на парковку моей школы, но при этих словах поднимаю голову.
– Похоже, мои похороны и тут уже спланированы.
– Жизнь – риск, Аза, – резко парирует Зэл. – Герои умирают молодыми. Ты что, не хочешь быть героем? Тут небеса для тебя запылают. Наши похороны – их закаты.
Понятно. Какое утешение. (Какое безумие).
Под нами на земле из школы начинают выходить люди, одетые в чёрное. Я быстро дышу, но у меня всё хорошохорошохорошо, совершенно хорошо…
…пока толпа не расступается перед высоким парнем в костюме аллигатора.
И тут мне становится нехорошо. Я произношу его имя сначала тихо, потом громче:
– Джейсон.
И даже отсюда вижу, что Джейсон Кервин притворяется, мол, с ним всё в порядке. Он снял голову аллигатора и несёт её в руке, и я вижу через подзорную трубу его потрескавшиеся губы. Искусанные. Покрасневшие глаза. Будто кто-то на него напал и победил. И снова этот звук, этот жалобный вой откуда-то из глубины корабля. Я смотрю на Зэл, но она и ухом не ведёт. Все остальные тоже не подают вида, будто ничего не слышали.